СЛАВЯНЕ

События августа 1107 г. происходили на территории Переяславского княжества, где княжил Владимир Мономах, при дворе которого слагался в эти годы новый цикл героических былин о битвах с половцами и былин-новелл. В составе этого цикла оказалась и былина о калике Даниле Игнатьевиче. Право на сопоставление былинного героя с игуменом Даниилом нам дает поразительное совпадение хронологии событий:
Отъезд Даниила из Иерусалима - апрель 1107 г. Приезд Даниила на Русь - примерно июль - август 1107 г. Битва с половцами под Лубнами - 12 августа 1107 г. Былина содержит биографические данные о Даниле Игнатьевиче, Данило был ранее княжеским богатырем, и на традиционном пиру у князя Владимира он сказал князю:
\"Ведь жил я у тя во Киеве да шестьдесят годов, Как сносил я у тебя во Киеве да шестьдесят боев... А под старость мне-ка хочется кабы душа спасти... Да наложить на собя скиму спасеную, А постригтися мне к Федосью-Антонию в Пещер-монастырь\".
Данило просит князя: \"А ты позволь мне-ка снять платье богатырское, а да одеть мне-ка скиму да нонь калицкую\" - и оставляет вместо себя своего сына \"постоять Киеву обороною\". Битва с Кудреваном (Шаруканом) и Скурлой (Сугрой) произошла через 3 года (или через 7 лет) после ухода Данила в монахи. Отсюда мы получаем расчет былинной биографии Даниила: родился он в 1040 или 1044 г. и постригся в 1100 или 1104 г.; возвратился из Палестины в 1107 г.
Есть в былине еще одна деталь, связывающая былинного паломника с автором \"Хожения\". Родиной игумена Даниила все давно считают Черниговщину, так как он сравнивал извилистую реку Иордан со Сновью, которая \"лукаво течет\". В одном из вариантов былины об Даниле Игнатьевиче говорится о том, что он живет с молодой женой в Чернигове. Сын его в своих молитвах на поле боя поминает не киевские церкви, а кафедральный собор Чернигова.
Если былина сообщает нам о том, что монах и паломник Данило Игнатьевич был долгие годы богатырем и боярином (о последнем говорит упоминание отчества), то в строках \"Хожения\" игумена Даниила мы много раз убеждаемся в том, что автор путеводителя до монашеской рясы носил богатырское платье: он много проехал верхом по знойным пескам Палестины, он \"борзо\" лазил по скалам (\"по камению лезти на ню, руками держася - путь тяжек вельми!\"), нырял на глубину шести метров в горную реку (\"измерих и искусих сам собою\") и многие расстояния измерял воинской мерой - \"перестрелом\" стрелы \"доброго стрельца\", а там, где он мерил \"своею пядью\" или \"своею саженью\", мы, зная меру этих зданий, видим, что Даниил был высоким широкоплечим человеком, размах рук которого на 6 см превышал среднюю величину сажени.
Таким предстает перед нами предполагаемый автор замечательного трактата о русском язычестве. Напрасно Е. В. Аничков, пытаясь подражать А. А. Шахматову, но-делая это крайне неумело, превратил \"Слово об идолах\" в \"нагромождение разновременных вставок\" и расчленил единый рассказ на мизерные куски, которые переставлял и выключал по своему вкусу. Трактат Даниила, может быть, и не отличается такой безупречной литературной отшлифованностью, как, например, \"Слово Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам\", но все его составные части вполне логичны, целостны внутри себя и расположены в нужном порядке.
На общем фоне обличения античного язычества Даниил дает три раздела, посвященные славянским верованиям. Первый раздел содержит общий очерк русских языческих представлений и обрядов, изложенный с такою же степенью лаконичности, как и язычество эллинов. Второй, тоже предельно краткий, раздел дает нам драгоценную периодизацию, поражающую нас глубиной познаний автора. Третий раздел посвящен характеристике современного автору состояния религиозных воззрений русских людей начала XII столетия, в сознании которых наряду с христианством еще существовали и архаичные упыри, и Перун, и предшествовавший Перуну Род.
После того как конспект греческого \"Слова Григория Богослова\" был дополнен этими тремя русскими разделами, автор решил усилить отрицательное отношение к язычеству, сопричислив к нему и Моамеда, и мерзкие обычаи сарацин, болгар и турок, \"и олико их есть в вере той\". Вспомним, что Даниил был свидетелем первого крестового похода, другом Балдуина (\"познал мя бяше добре и люби мя велми\") и хорошо знал о военном натиске неверных сарацин, который в преувеличенной форме отразился и в былине: \"Не стало в Иерусалиме четья-пенья церковного, звона колокольного от Идолища поганого\". Сарацинские приписки были откликом на ту широкую войну против христианского мира, которую вели тогда сарацины.
\"Слово об идолах\" - не нагромождение вставок и нескладных переводов, а умный и логичный конспект трактата о язычестве, пополненный актуальными для эпохи крестовых походов выпадами против магометан.